На руках пара королей. В организме два бокала виски. Мозг не дает расслабиться и опьянеть, в голове компьютер, который анализирует. В этой игре никогда не стоит расслабляться. Разыгрывается классический Техасский холдем, на флопе лишь десять, валет и восемь, все разномастные. Остался впереди Ривер и Терн. Открыт круг торговли. Шансы слишком большие, в голове бьет азарт. Все происходящее вокруг этого стола не имеет никакого интереса для мужчины. Его взгляд скользнул снова на тучного мужчину почти пожилого возраста. А затем чуть выше, за его спину, глаза коснулись женского лица, встречаясь с ней.

Вспомнил. Почти сразу, когда увидел. Вспомнил не только ее имя, но все те сцены, которые яркими красками потом легли на страницы его книги. Хотелось спросить, читала ли она? Но писатель знал ответ и так, с учетом того, что она тоже его узнала, но играла роль, словно не знакомы. Она намного лучше прятала эмоции с того раза, но все также читаема. Особенно когда так интересно сжимала пальцы в кулаки. Уже полчаса прошло, когда он увидел ее, едва она подошла к столу. Внимание опять соскользнуло на мужчину. Это ее парень? Муж? Тот ли ради которого она уехала? Кажется, большой шуткой… Тот поднимает ставку, британец спустя время колирует.

Марсело сейчас деньги не интересны, важны эмоции. Слишком много стоит на кону, адреналин подбивает двигать фишки, почти все что у него есть. Здесь даже проиграв все равно можно выиграть. Знакомства решают куда больше: миллионеры и состоятельные люди, главное произвести должное впечатление. Поправил очки в дорогой оправе, поправил ворот гладко выглаженной сорочки. Нервничает. Точнее подает специально признаки нервозности. Мысли мужчины разрозненны. Марина отвлекает, заставляя обращаться к ней с вопросами, где главный: что она делает на острове?

В ушах нервирующий шум, когда все игроки, чтобы успокоиться, крутят в своих пальцах фишки, переговариваются друг с другом, о чем-то шутят. На лице британца маска, та приторная улыбка, напускное очарование, которым раз за разом пользоваться, то последнее, что она увидела на нем, когда садилась в такси. Снова посмотрел искоса на девушку сквозь солнечные очки, наверняка чувствовала его внимание, кажется, что Марсело смотрел на стол, но нет… не только. Ему нравилось заставлять ее чувствовать нервозность. Тайна которая готова в любой момент вырваться наружу. Это щекотало нервы и заставляло оскалиться. Отвлёкся, возвращаясь в игру.

Ривер показывает короля. Можно давить дальше. Победа слишком очевидна. Остается лишь собрать полный дом для уверенности. Терн дама. Открывается практически стрит. Комбинация способная побить его сет. Нервничает, но теперь уже за правду. Но адреналин диктует свои условия. Вновь взгляд на мужчину. Остальные уже давно сказали емкое пасс. И теперь банк разыгрывался между ними двумя. Посмотрел на оппонента и ухмыльнулся.

-Бет… - поднимает цену, но Кардона уже раскусил его, просто блефует. Колирует практически не сомневаясь. Две пары у мужчины и сет у британца, который тут же начал расставлять полученные фишки аккуратно в столбики. Игра продолжилась. Увидел как Марина потянулась к его уху, заботливо касаясь ладонью его плеча, вторая ладонь явно нырнула под стол. Что-то прошептала, а в голове у Марсело легкая ревность. Но чужая ладонь коснулась и его плеча.

-Марсик… мне скучно, когда мы уже поедем, - приторно сладкий голосок. Сейчас он больше раздражал, как и раздражал след красной помады, оставленный ею сейчас на коже шеи. Кардона прошептал ей жестко, чтобы он больше никогда так его не называла, и он не намерен пока покидать этот стол. Да, полчаса он сказал обратное, но сейчас все изменилось. Обстоятельства изменились. Поправив солнечные очки, вручил ей столбик фишек, отправляя ее развлекаться дальше, снова оставаясь один за столом.

-Заткнись… шлюхе слово не давали, - достаточно тихо пробурчал мужчина, но все это услышали. Британец точно. Девушка сразу покраснела, словно ошпаренная, но не от того, как ее назвали, у каждого второго за этим столом шлюха в эскорте, причина была явно в другом. То как она посмотрела на долю секунду на него, и потом в пол, говорило о том, что ей стыдно, что именно писатель это услышал. Кардона задумался, сразу отвечая на вопрос в каком статусе она прибыла на этот остров. Жалел он ее? Нет. Такое случается. Она была слишком красивой, чтобы люди не подались соблазну похитить ее. Шлюха… интересно как давно?

Раздали новые пары карт. Новый раунд. Теперь у него было на столе самая большая куча фишек, и Марсело этим пользовался, давя оппонентов. С каждым раундом количество фишек клиента Марины становилось все меньше, а тот все более раздражительным. Писатель постоянно играл на его психологии, блефуя и потом явно это показывая. Или наоборот давил, заставляя сказать пасс. И чем чаще это происходило, тем очевиднее было, что Марине придется потом отдуваться. И скорее ей это явно не понравится. И снова едва ощутимая волна… ревность. Злость. Нервы как тугие канаты заставили его успокоиться, держа эмоции в узде продолжая играть.

Он сидел за покерным столом, его лаконичные движения были лишены страсти. Взгляд скользил по картам, но мысли плыли мимо, унося его в мир, там, где есть только он и она. Каждый блеф, каждый выигрыш был лишь временной маской. Настолько привычной. Осмотрелся, пока раздавали очередные карты. Казино как сверкающий драгоценный камень на золотом ложе вечера, привлекал всеми яркими огнями. Красивые девочки, множество игр, море алкоголя. Сфера оказания услуг выведена на потрясающий уровень. Мужчине было с чем сравнивать. Широкие залы наполнялись смехом и шепотом. Математический дворец, созданный для того, чтобы разлучить игрока с его деньгами. Малейшая доля каждой ставки, принимаемой в казино, рассчитана так, чтобы максимально увеличить прибыль заведения, оставляя игрокам иллюзию шанса. Шумный водопад серебряных монет и фишек, которые с грохотом сыплются в металлический поднос, до колокольчиков, звонков и вспышек, кричащих о ежеминутных выигрышах. Все это лишь обман. Писатель сотканный из лжи, тут чувствовал себя как рыба в воде. Ухмыльнулся, возвращаясь снова к игре, чуть приподнимая края двух игральных карт…

Червовые девятка и валет. Возможный стрит и флеш. Марсело повышает, не давая за просто так открыть флоп. Многие играют в пасс. Осталось лишь двое, он и грузный мужчина. Британец считывал его ситуацию, на его руках было слишком мало фишек, а рука очень хорошая, и его расстраивал этот факт, и он явно ждал реванша, считал, что это именно его шанс. Все было построено только для этого момента. Умело расставленные ловушки, которые были направлены на то, чтобы мужчина просто потерялся в своих эмоциях и перестал соображать логично.

-Как понимаю у вас проблема с деньгами? Давайте поступим так… - Марсело поднял три большие черные башенки из фишек, выставляя их вперед. Почти триста тысяч. Это была не ставка, так как пока не его ход назначать сумму. Но видел как мужчина жадно вцепился в эту гору. Марсело ухмыльнулся, снова посмотрев на Марину. Шлюха… значит она прикреплена к борделю, и скорее всего не дешевому, элитному. Он знаком с мисс Фрост, и несколько раз посещал это заведение, но с ней не встречался, скорее всего она либо была занята, либо пряталась. Марсело продолжил.

-Я покупаю вашу шлюху. Сейчас. И у вас будет необходимая сумма для игры, чтобы отыграться. Даже более чем… я пойду в ва-банк, - это было возмутительным предложением, но правил не нарушало. Марсело отдавал ровно половину своего выигрыша за блондинку. Сделал акцент, не девушку, не леди… шлюху. Словно обнажая ее статус. Делая ее просто предметом торга. Вещью игнорируя все ее чувства и эмоции. На деле вознося их, и готовясь поставить ради них все, что есть.

-Идет… - сухо произнес он, видимо обрадовался тому, что получил больше чем отдал. Марсело знал расценки заведения мисс Фрост. Потом позвонит ей и предупредит. Британец знал, что выиграет. Даже если проиграет, Марину он уже купил. Как не кстати подошла его дама вечера. Губы британца дернулись в улыбке, и он опустил взор на карты.

-Al-inn, - вторил писатель, все или ничего. Курпье готовился открыть флоп… первые три карты. У оппонента карманные тузы. Явно британец в проигрыше, шанс на победу меньше двадцати процентов. Но был уверен в ней как никогда. Азартный. Жадный. Удача таких любит.

Бабочкой заставляет рассыпаться на частицы, не дожив до суток ровно час. Наивное волшебство кончилось и начиналась ритуальная магия, где она была добровольна принесена в жертву его желаниями, его прихоти. Писатель жалеет, что не застал тот миг, когда ее мир перерождался, взрываясь новыми вселенными, открывая глаза на эпоху новых галактик. Эдакая сверхновая, где после взрыва зарождалась новая жизнь под гнетом новых обстоятельств, заставляя эволюционировать, чтобы выжить. Острые зубы скрежещут на околице новой реальности. Безжалостные зубы в пасти у огромного волка, который задумал сожрать весь мир. Ее мир.

Его пальцы скользят по сукну на столе, подушечки ударяет в какой-то ритм. Маленькая брешь в его нетерпении. Крупье сдает первые три карты, и ситуация не в его пользу. На лице мужчины даже мускул не дернулся, сквозь широкие линзы темных очков, внимательно смотрел на стол, словно знал, верил, что так и должно быть. Так бы сделал сам в своей книге. Итог закономерен, четвертая карта открылась, и это был король. Теперь у него было еще меньше шансов, за исключением одного: две черви были у него на руках, две были на столе, осталась обнажить последнюю пятую. Его рука сжалась, обнажая вены на ладони. Нервничает, пальцы сжались до хруста, представляя цепь, которой удерживал Марину, цепь что начинает ускользать, вместе с удачей. Не допустит. Дернет на себя, в немом победном жесте, когда пятой картой будет дама червей. Символично. Математично. Но от этого радость победы не смазалась. Внешне он выглядел так, что все знал наперед. Ошейник на шее девушки вновь захлопнулся.

Проведет пальцами по своим губам, ощущая небритость. На некоторых участках уже начали появляется седые волосы, но даже это ему шло. Вновь внимание на его «приз». Не изменилась. Нет… изменилась, она стала еще соблазнительнее, еще краше, женщина которая приняла и поняла свою сексуальность. Видел, как она аккуратно огибает всех, и осторожно-уверенными шагами двигается в его сторону. Успокаивается. Считает до двадцати, мысленно отмеряя именно столько прежде чем подойдет к нему. Представляет голубой цвет. Голубой, говорят, умиротворяет. Светло-бирюзовый экран и белый циферблат с мигающими конкретным интервалом, щелчками обратного отсчета, ритмичными, последовательными, систематичными.

-Ты слишком дерзкая на язык для той, кого только, что выиграли, - даже тихо прошепчет, втягивая ноздрями ее аромат, ощущая, как пару локонов касаются его кожи, вызывая дикий трепет. В состоянии бесконечного падения, в замедленной съемке, проживая этот момент снова и снова. Его голос тихий, такой, когда он впервые к ней подошел в том курорте. Легкая тоска и злость накрывает, писатель тонет в ней по необходимости – любому человеку приходит время погрязнуть в подавляемых эмоциях, чтобы черпать в них вдохновение. Почувствует, как ее рука невзначай коснется плеча, просто, чтобы убрать надоедливую пылинку, последняя мысль особо конрастирует с голосом рядом:

-Ты нашел нам игрушку? – в этом голосе было все, непонимание, ревность и в тоже время отвращение, которое невозможно было скрыть милой и сладкой интонацией. Ощущение, когда поверх дерьма навалили бочку меда. Это раздражало. Еще больше раздражало как она смотрела на Марину, статус еще ничего не значит, и порой нужно уметь признавать свои недостатки, а не прикрываться тщеславием, чеша его угнетая тех, кто и возразить не может.

-Мне… не нам, - оборвал ее на полуслове, вставая из-за стола. Схватив ее под локоть, резко потянул к себе, на ушко нашептывая ей все, что думает о ее поведении. С каждой секундой ее выражение лица менялось, пока не стало гневным. Отпрянула, замахнувшись ладонью, но мужчина быстро перехватил ее за запястье, сильно сжав, прибивая ее к полу одним лишь взглядом. С ее уст сорвалось, - променяешь меня ради этой… шлюхи.

-Она была шлюхой, до того, как я выиграл, теперь ее статус сменился… она мой… приз, награда, достижение, называй как хочешь, - именно так. В голосе металл. В данном моменте британец воспринимал Марину как что-то что хотелось выиграть. Ту, которой хотелось обладать. Эдакой золотой медалью, которая будет украшать грудь, обласкивая гордыню. Отпрянула, подбирая сопли и уходя шумно вон. Плевать на ее чувства, знает, что не стоило ее злить, но об этом он подумает после. Марсело повернулся, встречаясь взглядом с Мариной.

-Не ожидал тебя тут встретить, - несколько секунд в молчании. Она ловила в отражении его очков себя, как слегка надкусывает губы, как глаза блуждают в желании за что-нибудь зацепиться. У Марсело было достаточно времени, чтобы понять, что так она скрывает свое волнение. Собственные губы слегка растянулись в улыбке. Еще несколько молчаливых ударов сердца об грудную клетку. Мужчина медленно, неторопливо преподнёс руку к своим очкам, снимая их с себя. Видел и понимал, как она хотела, чтобы он это сделал. Попытка слегка открыться, чтобы она могла чуть больше прочитать по блеску в его глазах. В его взгляде не было отвращения или призрения. Скорее привычное любопытство. Не спрашивал о том, как сюда попала. И даже проигнорирует факт, со сколькими уже спала. Теперь ей будет с чем сравнивать и в этом всегда выйдет победителем.

-Ты права… она не ты, мозгов не хватает, но внешностью одарена, - в ответ колко подметил, смотря в сторону уходящей спутницы вечера, которая гневно топая ногами удалялась к выходу. Сомнительный комплимент. Ухмыльнулся, возвращая внимание на игровой стол, того мужчины тоже уже не было. Марсело подобрал свои фишки беря в руку ладонь девушки уводя в другой отсек казино. Искоса наблюдает за её отрицанием с жалостью к себе. Он же жалеет, что ей настолько не всё равно. Даёт ей какую-то необъяснимую надежду, словно это то, за что можно зацепиться, спасательный круг в мире, где всем насрать на нее, даже ей самому. Ему - не совсем, но у него в голове зарождаются другие цели. Он хочет увести ее с одного круга ада в другой. Вернуть туда, откуда она имела смелость выползти, и куда не осознанно стремилась вернутся.

-Ты потрясающе выглядишь, лучше нее, еще краше, чем, когда в последний раз увидел, - ему не интересно, как она сюда попала. Но ему интересно было узнать, что с ней произошло после, когда они разошлись. Очевидная трансформация, но даже под этой оболочкой видел, что она не сильно изменилась, и была все такой же прекрасной ведомой. Достаточно было просто взять ее ладонь в свою, прошептать тихо в ушко, чтобы она на время утихомирила свой воинственный пыл. Подошли к рулетке.

-Честно, я теперь даже не знаю, что с тобой делать, - врет, прекрасно знает все. Но в голосе задумчивость и смотрит в другую сторону, прямо на стол, с множеством красного и черного.

-Давай поступим так, сыграем в рулетку: выиграю, то сейчас отпущу тебя, ты же хотела сбежать, верно? Проиграю, ты будешь отрабатывать неделю, -  не глядя поставил на черный, почти всю сумму. Оставляя лишь пару фишек себе на память или пустить на какую-нибудь еще игру. Демонстрирует полное безразличие к этим деньгам, Марсело напрочь не было интересно играть в покер, он с удовольствием уже давно бы встал из-за стола и как обещал той девчонке, уехал бы с ней к себе и хорошенько бы трахнул. Все изменилось, когда появилась Марина. Переменные в сложном уравнении, британец любил математику, несмотря на то, что был писателем. А когда узнал в каком она статусе, уже тогда решил для себя, что выкупит. Деньги здесь не при чем. И он так легко с ними расстается, даже не глядя как закручивается шарик, что трещит по скобам, словно пританцовывая на ее душе. Два варианта идеальны, два варианты проигрышны. Умело играет на ее эмоциональном фоне, словно ничего не изменилось. Его отношение к ней не изменилось.

-Ты все так же хочешь, чтобы я проиграл? – тихо в ушко произнес, когда красный шарик стал останавливаться, упав на семь красных. Раскусил уже давно. Семь… пусть будет именно столько дней.  Денег не было, но и тоски по ним тоже. Разглядывает ее, смотря сверху-вниз. Развернул, теперь любуется. Его прочитанная книга, к страницам которой возвращается. Медленно достал сигареты, прикурил одну, рассматривая ее через сноп дыма. Она — его главная фанатка, она — его неизменная муза. он — целый чёртов океан, в котором она из раза в раз будет тонуть без сожалений. Семь дней которые будут звучать как приговор. Пальцы летают вдоль ее струн, легко извлекая нужны отзвук, когда касаются пряди ее волос с лица, аккуратно убирая за ушко.

-Здесь душно, давай на время выйдем подышать свежем воздухом, - вновь по хозяйски взял ее ладонь в свою, уводя на огромный балкон с прекрасными видами. Были практически одни, Марсело еще раз громко выдохнул табачный дым из легких. Можно сказать наедине, видит и чувствует движение, и вновь легко перехватывает женскую ладонь на подлете, рядом со своим лицом. Только в отличии от прошлого раза не сжимает больно, а целует те самые костяшки, преподнося ласково ее ладонь к своим устам. Ненависть прекрасна в ее глазах. Улыбается. Стало интересно, скажи он тогда "вашу девушку" вместо шлюхи, уступил бы он ее? И он специально сделал акцент "вашу". Уловила ли?

-Попробуй еще раз... - отпускает ее кисть, даже не дернулся, делая шаг вперед, чтобы ей было легче, при этом внимательно смотря ей в глаза.

Каскадом самых разных взрывов вырывалось потоком неконтролируемых эмоций в его сторону, с одним единственным желанием задеть. Слова, которые произносит, просто сотрясение воздуха, фугасы, которые выбивают все вокруг плотным потоком сжатого воздуха. Марсело знает, что это не крючок, а брошенный в воду камень: интересно наблюдать, только пока по воде идут круги. Непоколебимо стоит, выслушивая. Каждый раз заставляло дух замереть где-то под ребрами, особенно когда вот-вот и громадное здание просто рухнет как карточный домик. Терпит.

Ее эмоции окрасились в красный, с самыми что не на есть багровыми и лиловыми оттенками. Такую картину не редко можно увидеть, глядя в небо, когда заходит солнце, а дальше только ночь, дальше только тьма, но с последними лучами готова спалить все дотла. Она изменилась. На ее остром языке явственно вертелось слово «не мужчина». Дерзила, словно верила, что он не даст сдачи, чтобы он не сделал, она найдет способ поддеть, найдет момент, чтобы уколоть. Самообладания у Марсело не много, и сейчас она бездумно тратила этот ресурс, заставляя его молча выслушивать все это. Терпит.

Приподнимает уголок губ в улыбке, пока его глаза без стеснения проходятся по обнаженным участкам тела, лицо Марины оставляет на потом. Взгляд как горячий воск по коже, обжигает, заставляя ерзать. Смотрел, не перебивал, фиксируя внимание на ее глазах, в которых читалось столько разных эмоций, таких самых разных, интересный букет: ее слезы – гвоздики, страсть – алые розы, а гордость – альстромерии. Много еще чего намешано обернутый в атлас шикарного платья. Терпит.

Фразы звучат как признания, в котором вряд ли получится запутаться, грубые необтесанные факты, которые вытаскивает на обозрение суда, считая себя если не судьей, то прокурором, с громким словом «виновен» тычет ими в лицо, ей не интересны его доводы, девушке удобно заставить чувствовать писателя виноватым. Навешать очередной ярлык, как напоминание, чтобы «больше и никогда». Тем не менее они искали внимания друг друга, здесь и сейчас. Только вместо банальных - как твои дела, Марина сразу переходит в ва-банк, разменивая собственные эмоции как фишки, и теперь ждет ответит ли он, или скинет свои карты в грубом пасс. Марсело взял паузу. Не собирается брать оправдательное слово, это плохая стратегия, которую ему навязывают. Игнорируя возмущение оглаживает взглядом скулы, нос, задерживается на губах. Позволяет тянущему чувству закручиваться в приятный клубок внутри. Внимание Кардона скручивало возбуждением втягивая себя в водоворот, предвкушение и чем-то еще. Тянется ноздрями, чтобы впитать аромат этого букета. Британец ввязнет в этом чувстве полностью, позволяя взгляду стать пьяным, кто-то назовет мутным, а кто-то влюбленным, ему наплевать, просто немного очарован. Докуривает свою сигарету, бросает и топчет ее об пол своим ботинком. Терпит.

Веки задумчиво так и норовят закрыться примерно навсегда, придавливая ресничный ряд друг к другу и умоляя больше не моргать. Прикрыл их, проворачивая развивающие события вспять, нажимая внутри своей головы интерактивную кнопку перемотки времени назад. Марина была права, Марсело знал, что хотел едва ее увидел. План сначала внезапно вошел ему в голову, и потом тонкой паутиной стал разрастаться, окутывая в свои сети. В голове эхом все еще звучало ее «да» на рулетке. Такое неоднозначно-противоречивое. Ее взгляд, ее движения, как отзывалось ее тело на прикосновения. Прокручивал все дальше и дальше, и вот он сел за покерный стол. Вот он увидел ее. Открыл глаза, в тот момент, когда она потянулась за его сигаретами, еще недавно пыталась оттолкнуть. Терпит.

-Да, все верно, я здесь ради впечатлений. И да, мне здесь нравится, я здесь уже как год живу. И да, конечно я хочу провести эту неделю с тобой, - наконец спустя минуту молчания заговорил, как давно они снова перешли на «ты»? Потерял эту нить, может потому что это было не важно. Как и тогда, он не врал, говорил правду и был максимально честен. Подошел ближе не отступая, его ладонь словно искала свое место. Мог бы спросить, думала ли она о нем, но не стал. Марсело считывает легкие ответы по чужому лицу, что охотно подставляется под ласку его ладони. Ведет большим пальцем по скуле, по мокрым губам, оттягивая вниз и обнажая белые зубы, тычется подушечкой пальца по ним, возбуждает мысль, что именно они могли оставить легкие красные следы на его коже. Такие же как он оставлял на ней. Подбирает ее сигарету из губ, закуривая снова. Безумная тяга: скурить сейчас все, что было в пачке, чтобы справиться с нахлынувшими ощущениями. Терпит.

Хочет сказать, что скучал по тому, как жадно насаживал ее на свой член, скучал как она смотрела на него, как произносит его имя, но понимает, что где-то проскользнет факт того, что он скучал по всей этой гамме эмоций внутри, которая заполняет его сейчас. Это уже как-то серьезно. Каждая по[пытка] не думать о Марине после, ночью разлеталось глухими стонами по комнате, когда оставался наедине с собой и снимал напряжение вспоминая только об одном чёртовом поцелуе, всё еще отчётливо помня терпкий вкус и мягкость чужих губ. Только не скажет. Терпит.

-Я сволочь, а не свинья, - ухмыльнулся, но в голове попытался изобразить эту сцену публичного отсоса. Не понравилось, в ней не было изящества, сложно будет проникнутся этим моментом. Снова затяг, очередной выдох. Тушит сигарету также как первую. Прислушался к себе, но не почувствовал ровным счетом ничего, кроме однозначной тяги к ней. Даже когда она с легким налетом слез, волком смотрела на него, выискивая любую возможность защититься, обрастая шипами. Не видит в ней шлюху, но в полной мере это осознает. Формально-логические противоречия, которые возникают при объективной правильности рассуждения. Парадокс под название Марина. Хочет уже заткнуть.

-Иди ко мне, - очень низко, почти трубно произнес, резонируя. Не шевельнулась в какой-то надежде сохранить свою гордость, свое достоинство. Каждое слово – чёткий и равномерный стук молотка по гвоздям самообладания в крышку изживающих самих себя фрагментов терпения. Выдержка – не конёк Марсело; напротив, он чрезмерно говорлив, нетерпелив и неугомонен. И сейчас эта чаша почти заполнилась. Наверно думает, что в этом мире особенная, но таких же как она несколько сотен тысяч. Обидно признавать. События останавливаются рябью в душе, заставляя сердце замереть. Довольно когнитивное искажение сознания, неучтенная им вариация ошибки планирования - когда большие риски, известные уже сейчас, выглядят безопаснее, чем меньшие, но пугающие неизвестностью даты своего появления. От чего появляется чувство свободного падения в неизвестность. Не выдерживает, сам тянет на себя накрывая ее уста поцелуем. Терпение лопается.

Тяжелый ком в горле едва получается сглотнуть сквозь бесконтрольное шевеление губ. Сердце, ожило, как и время вокруг, и теперь оно бьется так громко и так часто, что нет сомнений – Марина его тоже слышит. Ладони ее требуют отодвинутся. Но вслух не произносит ничего, застигнутая врасплох и незнающий, что теперь делать, пока Марсело не пресекает последние красные линии, после которых тело девушки начинает действовать рефлекторно, без подключения мозга хозяина к процессу. Свободная ладонь ложится на тёплую девичью шею, крепко удерживая, чтобы та не смогла отстраниться, он целует настойчиво и требовательно, будто стараясь взять от момента всё: каждый вздох, каждый выдох, каждое ответное движение.  Вкусом собственных горячих, пропитанных виски и сигаретами губ, смешивает его с шампанским, углубляя его. Уверенно ведя своим языком по чужому; когда ладонь непроизвольно тянется к ее талии, впивается в нее холодными пальцами и прижимает к себе, давая почувствовать, как крепко на него отзывается в нижней части тела. С каждым касанием и действием он смывал эти разные полюса их статусов. Он не сказал, что скучал, но поцелуем обманывал сам себя. Выдохнув отодвинулся, глядя в глаза, снова касаясь щеки пальцами, убирая скатившиеся слезы.  Это удивительное состояние, когда стоишь на пороге реальности: все окружающее кажется пьяным сном, неразборчивым бредом, но при этом задворки сознания отдают отчет происходящему. Наконец высказывается.

-Принадлежишь ли ты себе сейчас? Ты в чужих глазах всего лишь актив, который завязан на деньгах и связях. Сколько времени ты тут? Уверен достаточно, чтобы это для себя прояснить. И единственная возможность тебя хоть на время вытащить, это купить. Я купил, чем ты недовольна? Как ты представляла себе это в голове? Держи… - всунул ей в ладонь ту маленькую горсть фишек. Ту самую которую сохранил. Еще немного посмотрел ей в глаза, прежде чем снова надеть на себя солнечные очки. Она поставила все, он ответил. Терпение истончается, впиваясь тонкой леской вокруг горла.

-Если тебе не нравиться перспектива недели, можешь отыграть если не все, то пару дней, я кладу твою судьбу тебе же в руки, - повел ее обратно в казино, снова заставляя нырнуть в пелену азарта. Марина может выбрать любую игру.

Невольно испытывает весь спектр эмоций – от бесконтрольной ярости и до болезненной тоски. Разгон на гоночном болиде, когда даже предостерегающие знаки сливаются в одну красную полосу и перестаешь на них в принципе обращать внимание. То самый фейерверк, что она оставила послевкусием после их первой и последней встречи, Марсело нравилось, как она на него смотрела. Всегда по-разному, но с какой-то щемящей болью в зрачках. В одну секунду она могла ненавидеть, в другую обожать, и где-то по середине расположились и другие не менее важные маленькие паззлы под названием «Марина».

Марсело выдыхает через один-два-три. На один - фокусируется взглядом, сползая им на ее губы которые целовал. На два - фокус теряется, размытостью изображения, где единственным четким маяком были уже ее глаза. На три – слегка отступает. Вслушивается в резонность ее замечания, подкладывая нужный слайд из воспоминаний, пытается понять, в какой момент он должен был успеть спросить ее? В какой момент он в принципе кого-то спрашивал? Крутит головой отрицательно. Есть вещи, когда нужно быть решительным принимая всю зону ответственности. Поэтому предпочитает жить в своём собственном мире, не впуская в него лишних людей.

-Я тебя услышал, - этот тот максимум который срывается тихо с его уст. Звучало как «принято к сведению». Навряд ли это изменит хоть что-то в этой черте его характера. Но учтет подобный фактор в будущем, скажет это с легкой усмешкой. Почти издевательской. Собственный контроль как собственные вытянутые вперед руки в боксерских перчатках. Если будет бить, то не насмерть. Звериный оскал британца в другом углу ринга, и на правила плевать хотел. Постоянное улюлюканье с трибун, которым выступала язвительность Марины. Она буквально стравливала. Провоцировала. Не понимала, что рингом с его обтянутыми канатами, выступающими на его руках, дело не закончится.

-Ставишь условия мне? – его брови скажут больше чем слова возмущения, которые застряли в горле. Осталось лишь только на него надавить, чтобы приглушить бунтующее чувство гордости. Ждет его ответа, чуть спуская очки, с дергающим желанием их снять. Марсело не спешит с ним, выжидает, обдумывая эти требования. В этом был положительный момент, она не стала отыгрывать дни. Марина была подобна Ларе, из произведения Пастернака. Ее «непохожесть» на других подчеркивается. Тот же ясный ум, непредсказуемый характер и была очень хороша собой. И готовая принести себя всю в жертву во славу удовольствия. Снова… лишь бы открыть в себе новые грани. Британец не сомневался, что ему всегда найдется, чем ее удивить.

-Каким ничтожеством надо быть, чтобы играть в жизни только одну роль, занимать одно лишь место в обществе, значить всего только одно и то же… - сорвалось с его уст фраза. Глаза сверкнули. Уравнение сошлось, и он действительно дал кивком свое согласие. В этом была и его победа. Выиграет: Отдаст ей кусочек власти, ему было интересно, как она этим распорядится. Это было сродни тому, что он предлагал голодному кусок собственного хлеба, и она лишенная этого, вспомнит. Она будет это ценить. Она будет к этому стремится. Проиграет: от этого выиграет еще больше. Каждый расклад имеет свои преимущества.

Марсело наблюдал за ней как за изменчивой погодой, когда внутри играл навязчивый Вивальди. Сначала была прохладная осень, с падающими листьями и надеждами, обнажая голые кроны деревьев. Далее была беспощадная холодная зима, которая вьюгой как пощечинами заставляла пятиться назад, укутывая себя льдом и шубой из снега. Сейчас это была классическая весна, с расцветом новых ощущений, новой жизни. Изобилие яркости, запахов и цветов, сквозь тающий снег. Ухмыльнулся, ощущая, как игриво дразнится коленом, бросая ему вызов взглядом и словами. Смотрит как радуется победе, тому редкому чувству, которое у нее забрал остров. Пусть запомнит эти эмоции, они же и станут цепью.

-Ты радуешься, но пока не ясно чему, - сквозь оскал произнес, ощущая, как движется ее ладонь по ширинке. Британец уловил множество белых дыр в этом соглашении, которыми непременно воспользуется. Непременно отыграется. Непременно отомстит. Сейчас же скрепя зубами, удерживая желание соглашается.

-Пойдем, - только и произнесет он тихо, дотрагиваясь пальцами до того участка, где недавно были ее губы. Усмехнется, рассматривая горсть фишек. В момент отчаяния Фортуна благоволит более наглым. Насколько было велико ее отчаяние? А улыбка Мудрости иногда соревнуется с улыбкой госпожи Удачи. Так ли он проиграл на самом деле? Поправил очки и двинулся в сторону уходящей девушке, любуясь как покачиваются в интересном ритме ее бедра. Не касался, просто шел рядом в сторону пункта обмена фишками.

Вышли на парковку. Позади хлопает дверь его мерседеса класса люкс, Марсело не оборачивается. Позволяя водителю открыть перед дамой дверь и вежливо усадить в салон. Был договор, что он не может ее трогать. Обязательно этой лазейкой тоже воспользуется. Словно в замедленно съемке на лично им выбранное кресло, сядет тоже позади. Мягкая кожа отличного качества, оно дороже, чем может показаться. Судя по позе в которой она села, выделит не пять, а все семь с половиной минут, разглядывая ее, прежде чем переведет взор к окну.

Они ехали в его машине, разместившись в удобстве на задних сиденьях. Вперед водитель, который время от времени поглядывал на блондинку пребывая в ступоре, пытаясь понять та ли эта девушка, которую он вез в казино. За окном темень, лишь крошечные огни домов, особняков пробираясь сквозь заросли тропических деревьев. Где-то вдали был небольшой город, сквозь который предстояло проехать, прежде чем попасть на противоположную часть острова, где и находилась его вилла. Достал свой телефон, делая важный звонок, в бордель, рассказывая ситуацию. Было понятно, почему так радовался этот боров, он взял ее на ночь. Марсело продлил еще на шесть дней, подтверждая затем перевод денег. Нужно было решить это прежде, чем ее потом схватятся. Только потом его голос обратился к пассажирке.

-Я не видел и не слышал о тебе три года, расскажешь, как сложилась твоя жизнь после нашей разлуки? – его и правда не интересовало то, как она сюда попала, но ради информации с удовольствием захочет услышать. Ему было интересен тот временной промежуток между этими событиями. Оторвался от лицезрения окна, перемещая взгляд на Марину, которую, следуя договору, не трогал. Усмехнулся, разглядывая стройные ножки, выглядывающие из-под платья, внутри мысли, как это можно красиво обыграть. Внутри просыпалось вдохновение, которое он втягивал через ноздри вместе с ее парфюмом. Разговаривать близко проще, не нужно напрягать голос через расстояние: оно сократилось, схлопнуло время, и три года, что не виделись ужались до момента, словно последняя встреча произошла недавно.

И все же она изменилась. Марсело пока не решил в какую сторону, и ему это не особо было важно. Но особо было интересно. Что стало с ее внутренним миром после вселенского взрыва, катастроф и наводнений. Время ломает. Учит смирению. Шлифует острые углы, как и вода точит камень. Прожитые годы остаются где-то там, за спиной. Знанию и силе учит только жизненные уроки из тяжелых обстоятельств, затачивая уже клинок, что может разить. Потянется снова за сигаретой. До одного на краткий момент, пока ее лицо опускается к огню. До половины, пока дыхание с губ оседает на пальцах с первой затяжкой. Кажется, он планировал сделать комплимент или около того, но что-то пошло не так. Глядя в лицо Марины, вспомнил вновь то небольшое обещание. Нет, он не будет этого делать. Пока не будет.

-Я жду истории, - ее лицо не синее, оно живое и горячее прямо здесь, смотрит взглядом «ну и что дальше». Девушка не выдает костылей в виде паршивой лести или подсказок для немощных. Можно путано объяснить ей все языком, а можно однозначно залезть языком в ее рот. Уже поставил олл-ин, когда назвал адрес. Как поставил множество подобных ставок ранее ради нее.

Она пока не чувствует своей зависимости, но она прослеживается как красная нить от его руки до ее горла. Затем еще одна до ее запястья. Умелый кукловод. Еще не призналась себе в том, что где-то поблизости рядом, обязательно должен маячить человек, который подловит на самом дне, который знает, как там все устроено и который вытянет наружу. Хочет выбить свое имя. Мысли, рассыпанные в беспорядок, понемногу обретали цельную картину, ему нужно было понять ее чувства, ее мотивацию, если понадобиться и самому ее выстроить. Просто чтобы не было так страшно продолжать по кускам раздирать всё и скрупулёзно вновь собирать по кусочкам. Продолжить то, на чем он закончил в прошлый раз. Марсело сволочь, она до конца этого еще не поняла.

Сам же принимает правила опасной игры. Ведь если он позволит ей заглянуть чуть глубже, то это будет уже ответная зависимость. Ее слова, ее действия, это яд, который она медленно внедряла в него как лекарство. Нет, писатель сам допускал это, многие деятели искусства уподобались наркотикам в поисках вдохновения, Кардона не был исключением, только его наркотик был другим. Марина же предложила сменить травку на отборный кокаин в своем лице. Как не слететь тут с катушек? Тот самый ва-банк в который она предлагала сыграть.

Ловит на себе ее многозначительные взгляды. Марсело знакомы такие. Он не чувствует себя дискомфортно, напротив – его плечи только шире распрямляются, давая ей больше возможности ухватить за него. Дать больше простора для фантазий. Для образов которая она явно представляла себе. Марина красиво ласкает внутреннее эго британца. Вслушивается в ее фразы подчеркивая важное, пунктиром вырисовывает иронию между слов.

-Любопытная история, значит ты знаешь испанский? – тоже знал, может не так хорошо, в голове уже рисовал сцену, как разговаривает с ней на этом языке на каком-нибудь званом ужине, сидя за одним столом в окружении других людей. Как вежливо общаются, и как он, словно обсуждая что-то житейское, попросит/прикажет, трахнуть себя пальцами под столом, и рассмеется, как от рассказанной шутки. Волнительное зрелище, и знает, что не откажет. Будет ненавидеть. Будет проклинать. Но после. А следом благодарно целовать, от ощущений, которые она в этот момент будет испытывать, которые подарит. Трахнет ее в общественном туалете, заткнув рот ладошкой и заставит потом провести остаток вечера без трусиков. Интересная картина. Острая на эмоции… но вернулся к ее рассказу, улавливая не менее важный факт, она была не так счастлива в отношениях, и даже брак особо ей не нужен. Марсело не видел тоски по ее парню по тем событиям. Даже это слово противное – среднестатистическое, говорит больше чем она хочет донести.

-Путешествовал, писал новые книги, знакомился с новыми людьми, бесконечный поток приключений и событий. Я жил в своем мире, не ограничивая себя узами серьезных отношений и четырех стен, - в противовес ей. Последними фразами попытался уколоть, посеять зерно сомнения в правильности выбора ее прошлой жизни. Как то зерно, которое он посеял сладко трахнув ее в номере.

Заиграло долгожданное лето после остальных трех времен года. Столь жаркое, долгожданное… яркое. События помчались вскачь. Все происходило абсурдно, странно и даже несуразно, но что самое главное – естественно. Когда влечение стелилась тонким слоем на все возможные противоречия, скрывая под своим шлейфом возможные противоречия, под звук легкого треска платья, в момент ее движений. Первое, что осознал мужчина, это сильный запах парфюма, который ударил ему в нос. Второе, это ниспадающие вниз пряди светлых локонов, что щекотали его лицо. Третье, это безумный омут в ее взгляде. Снова счет до трех, чтобы остановить себя от желания сжать ее в своих объятьях. Прижать. Даже не смущало, что водитель явно увидел девичий маневр, и теперь подавляя интерес искоса смотрел за ними через стекло заднего вида.

Ее слова дурман, которые через легкий волнующий тембр влетают в уши, заставляя веки прикрыться, чтобы еще четче вслушаться в это. На губах заиграла улыбка, алчная, какая бывает у демонов, который вот-вот подпишут контракт на чужую душу. Довольствовался ситуацией отмечая, что ее ненамного хватило. И все же продолжала с ним играться, вытаскивая очередные условия. Марсело не мог точно сказать, что в предложении Марины ему нравилось больше. Возможность коснутся ее или возможность узнать, какие мысли и фантазии она испытывала при прочтении себя на страницах его книги. Она била точно в цель. Заставляя соглашаться. Это злило, заставляя изнутри закипать. Открыл глаза, вновь встречаясь с ней взглядом, неспешно преподнесёт сигарету к зубам, делая затяг, и давая сделать тоже самое ей, прежде чем потушит об пепельницу. Выжидал, пытаясь четко сконструировать ответ:

-Вспоминал. На твой вопрос у меня нет четкого ответа, возможно подсознательно я искал схожесть. На протяжении трех лет, я ловлю себя на мысли, что мне больше начали нравиться блондинки. Знаю какой ответ ты хочешь услышать. Вспоминал ли я о тебе? Да, часто, очень. Раз за разом я представлял эти сцены, они всегда у меня перед глазами, потому что выбиты пальцами, которыми я печатал текст. На подкорке сознания. Я испытал огромное удовольствие от той ночи, удовольствие не просто трахая тебя, а развращая тебя с этим. Мне, блять, очень хотелось, трахнуть тебя так, чтобы ты сломалась, и только и мечтала, чтобы повторить, – хотел сказать ровной интонацией, но последнее слова он сказал через рык, повышая голос, с каким-то гневом. Надрывом. То чего раньше не было, буквально выплевывая с наслаждением последние слова, смотря на ее реакцию. Обнажая истинную свою мотивацию того вечера. Каждая его фраза проходит по коже, не протыкает, но оставляет на ее фарфоровом изваянии грубые засечки. Хотела правду. Она получила.

Его руки на ее теле – жадная экспансия ее территории в нарушение всех договоренностей. Сжал в бедрах, в талии, задирая подол платья, заставляя зайтись складками, обнажая стройные ножки, обнажая ее красивую попку прямо перед глазами водителя. Уже давно приехали, стояли на парковке. Марсело внутри усмехнулся, она позволила касаться себя в салоне, он и будет это делать… прижимал к себе в отсутствии желания выпустить. Пальцы схватили за ее шею, притягивая к себе целуя страстно в губы.

-Вышел… - громко проревел британец, теряя всю свою выдержку. Хлопнула дверь, оставляя их наедине в машине. Хотел ее. Кардона всегда был честен со своими желаниями, с того самого момента, когда ее увидел. Сквозь поцелуй вдалбливал это в нее, прижимая бедрами к себе, заставляя почувствовать это неподдельное стремление через пах, стремление которое сильными пальцами оставляли следы на ее коже. Рассудил остатками здравого смысла, что им нужна это разрядка. Обоим.

-Расскажи какого это было? Трахаться с женихом представляя меня? Расскажи, как ты кончала ярче от воспоминаний со мной, чем занимаясь сексом с ним… - совершенно другой. Отличный от того, которым запомнился. Все самое жесткое, похотливое и агрессивное вырывалось наружу. Цепи, сдерживающие внутреннего зверя с громким звоном, ударялись об пол внутри его души. Руками дрожащими от нетерпения, расстегнул ремень, приспустив штаны с бельем, выпуская наружу то самое… о чем она когда-то давно грезила, и что последние минуты мечтала получить, при каждом удобном случае касаясь паха.

Сжал ягодицы, сильно. До боли, втягивая ее стан в себя, прижимая, отодвигая линию трусиков. Знал, что будет это раздражать при каждом движении. Ему было похер. Ему хотелось ее. Пусть смотрит, ему не стыдно. Глядя ей в глаза чтобы убедиться, что ей это нравится. Снова близко ко нему. Теперь по-настоящему близко и резко выдыхает ему на губы. Марсело нравится. Пусть выдыхает с блядским стоном. Хочет, чтобы она хрипела его имя сгорая от удовольствия. Чертова червовая дама, сменившая в пламени масть на черную, в руках опытного иллюзиониста. Пусть стонет, так и будет, он точно знает. Кусает губы от предвкушения, смотрит на ее, чтобы зачарованно поднять взгляд глаза в глаза. Натянутые до предела нервы, нарушая все внутренние правила и возможные границы, насаживает ее на свой член. Еще раз… еще… еще… Трахает себя ее телом, грубо удерживая в руках. Похер на одежду, на комфорт, на удобство. То самое чувство, которое было у него, когда перешагнули порог номера тогда. Только острее.

-Это Я, блять, изведу тебя за этим семь дней… - припомнил слова, которые слетели с его губ с громким стоном, рыком. Сквозь сжатые зубы в ярости и в гневе.

Марсело ведет кончиком носа по ушной раковине и через два круга перемещается на скулу, хочет приподняться и потянуться к губам для поцелуя, но замирает где-то посередине, удивленно рассматривая ее плотно закрытые веки и слегка приоткрытые губы. Между ними никогда не будет легко и просто. Открыто - тоже не будет. Но это сейчас не важно. Важно удовольствие. Уже не пытается сдерживаться. И это сложнее в сто крат, чем раньше. Когда слова заменялись желаниями вслух озвученными - сегодня так не сработает: понимал от и до, притапливая и их как окурок - в землю и глубже, чтобы не шипели сейчас кобрами у него в зудящем затылке. Сейчас он алчный, зависимый, что ему никого и ничего так не хочется, как ее сейчас.

-Да, блять… да! – больше не было красивых вежливых фраз. Потаенная личность вскрылась, и сейчас с блеском в глазах смотрело на то, как она толкается на встречу его действиям. Насаживаясь агрессивнее, жестче, быстрее. Нежности тут не нужно. Она была выброшена ранее, с выдохом никотинового дыма из легких, сейчас же из них срывались крики и стоны. Марсело нравились эти откровения, они были грязными, вульгарными, обнажая истинную похоть. В ней хотелось растворится. Чувствует, как хрустит ткань лацканов его пиджака под женскими пальцами. Выдает в этом всю себя с еще большими потрохами. Настолько хотела. Настолько нуждалась. Ухмыляется.

Рассматривает лицо напротив, черты которого уже будто въелись в память, отпечатались там еще годами ранее. Сердце отбивает смазанный ритм, смешивая с чужим таким же убыстренным, когда их ребра касаются друг друга. Британец не целует, но ласкает взглядом, очерчивая каждый миллиметр призывно приоткрытых губ. Он вспоминает как те смотрелись на его члене, вспоминает как те умеют стонать и говорить приятные слова… и теперь это напоминает... Марсело прикрывает глаза от накатившего и нескрываемого удовольствия, облизывается быстро, поддаваясь телом и корпусом вперед, вверх. Вслед за ее движениями.

-Мне нравиться слово «каждая», мне нравиться слышать твои блядские стоны. Мне нравиться знать, что ты моя… - Прокручивает кадры снова и снова, на повторе, замедленно, на скорости х2. Он действительно в восторге от того, как Марина трахается. От собственного члена в ее влажном лоне тоже в восторге. Внутри все сжималось, раскалялось. Вихрь безумия. Сердце колотится в груди с такой силой, что Марсело только не задыхается. Заплутал в мыслях своих окончательно, пытаясь хоть как-то более-менее связно облачить их в слова понятные. Бесполезно. Теперь это просто один сплошной мат. Одна сплошная ярость. Гнев, который вытаскивался наружу с каждым толчком. Слишком долго терпели.

Дразниться еще сильнее. Словно ей мало. Сама же хваталась за все что только можно, остановившись на потолке салона. Даже не думал останавливаться. Злоба, клокочущая смешивается с какой-то странной, тоской звериной. Тосковал. Слушает ее голос, а сам дрожь в теле унять пытается. Внутри лопнула очередная колба с огненным месивом, и теперь пламя сметало все, блуждая по длинным коридорам его сознания. Больше ничего не сдерживает. Марсело делал ей больно. Марсело делал ей хорошо. Марсело пользовался ею, втягивая внутрь весь эмоциональный спектр, удержать себя на этой волне. Зафиксировать момент…

-Какая же ты конченная сука… трахай себя моим членом! - рычит, освобождая от цепкой хватки одну из ее ляжек, сжимая шею, скулы. Нет. Теперь он заставляет смотреть ее на себя. Ей мало, она опускается с силой раз за разом до основания. До самых пошлых звуков. В салоне душно. В салоне жарко. Салон теперь пахнет ею. Теперь он будет представлять ее в нем, каждый раз как садиться. Это злит и одновременно радует. Пусть кожа впитает запах ее выделений, который льются по бедрам вниз, с каждым мощным толчком.  Извивается… прогибается под ней. Хочет поменяться, и показать как может неистово трахать… Но справлялась не хуже. Накатывает так, что остановится уже не имеет смысла.

-Кончаю… - Мужчине кажется, что они пришли к финалу одновременно. Его накрывает так сильно, что разум погружается в туман, он кусает губы, восстанавливая дрожащее дыхание, прижимая ладони к ее спине, - эфемерное, мнимое, естественное желание не отпустить. Он не может найти подходящих слов, "охуенного" становится недостаточно. Изливается внутрь нее, снова и снова, наполняя ее лоно своим семенем. Взрыв каскадами рушил сознание, ему казалось что за пару секунд он получил оргазмы трижды, хоть и понимал, что физически это невозможно. В то мгновение, когда Марина еще прижимается к нему, он поворачивает голову и сцеловывает капли пота с ее виска, сминает их губами, проводит по волосам, зачесывая их назад, потому что бесили щекотать его лицо. А может просто едва уловимая нотка заботы.

-Пока они насытились, но ты дала им кусок мяса, в то время, когда они кормились овощами, теперь потребуют еще, - Посмеялся, достаточно чистым смехом. Цунами прошло. Остался штиль. Тяжелые прерывистые дыхания. Одежда, прилипшая к телу. Они еще так сидели, пока обмякший член сам не выскользнул с ее жаркого лона наружу. Марсело усмехнулся, поправляя ее трусики. Снова поцелуй, но уже благодарный, с обеих сторон. Плечи расслабились, и даже стало чуточки легче. Словно только что над ним провели операцию без обезболивающего и вытащили наружу инородный предмет. Улыбка стала шире, а дышать стало полной грудью тяжелее, аккуратно снял ее с себя, все еще тяжело поднимая грудную клетку, приоткрыл окно, впуская свежий воздух. Они еще немного посидели, выкуривая одну сигарету на двоих, словно в последний раз, он коснулся кончиками ее скул. Повернул голову, мягко целуя уста.

-Пойдем… - вышел из машины первым, открывая дверь перед ней, но не помогая выбраться. Правила есть правила, за пределами салона он не может ее коснутся. Явственно и демонстративно это показывал. Она позволила играть в игру с тем, кто никогда не проигрывает. Игра с дьяволом. Посмотрел на мятое платье. Учел трусики которые необходимо было явно переодеть и произнес.

-Я озабочусь, чтобы сюда привезли твои вещи. Либо можем шикануть на твой выигрыш… - показал пачку банкнот которую обналичил за ее победу. Немного, но на пару комплектов белья и одежды хватит. Дверь за ней захлопнулась, и он жестом руки повел в сторону своего особняка.

-Кстати на счет мяса и овощей… я проголодался, я имею ввиду, что я не против сейчас что-нибудь съесть, - они вошли внутрь, их тут же встретила управляющая домом Бет. А также личный секретарь Сэмми.

-У нас гостья на всю неделю. Завтра отмени планы, а также перенеси созвон с редакцией на два дня дальше, - темноволосая брюнета, ближе к 45, кивнула, поправив очки, и удалилась. Осталась Бет. Марсело сделал особый акцент на слове «гостья». Чтобы не было предвзятого мнения в отношении нее, и что ее капризы должны исполнятся, за исключением тех, что напрямую могут повредить хозяину дома.

-Ужин на двоих, хочу на этот раз что-нибудь… испанского! – первое, что пришло ему в голову, наверно после слов Марины о работе в посольстве. Это было не важно, хотелось просто еды. Вина. Попить. И все это время провести с ней.

-Я подожду тебя здесь, как понимаю, тебе нужно привезти себя в порядок? – улыбнулся, понимая, что внешне она выглядела уже очень потрепанной, он не лучше. Обратно переводит внимание на нее, на эти «страницы» размытые, еще не написанные в текст. Держит дистанцию, чтобы сдержаться. Голос тихий, ласкающий слух, отзываясь мягким тембром, и хрипотцой от недавних стонов, криков и рыков.

Марсело тяжело. Тяжело, сложно; чувствует, как буквально надрывается изнутри, на маленькие кусочки разлетается, превращается в ничто, теряется в потоке собственных мыслей, прошлых страхов, прошлых обид. В прошлом достаточно натерпелся, и все его действия было своеобразным эффектом бабочки, поступков его матери, его девушки, его подруги, друзей. Изменился сразу, когда понял для чего ему член и как им пользоваться. Ему было плевать, считается ли его безудержный и беспорядочный секс с Мариной грехом или упаси господи, ошибкой. Это было частью его жизни, она три года назад стала частью его жизни и воспоминаний.

Марсело легко. Когда напряжение спало, после безумного секса в машине. Тело чувствует усталость, но эта усталость приятная. На губах играет своеобразная улыбка, он все еще чувствует ее запах на своем теле. Удерживается, от желания приподнять пальцами края рубашки к носу. Все яркие краски его существования напоминали больше маску грязной осени, ленивым мазком по чужому холсту, в которой не было оранжевого цвета, в которой не было удовольствия. И лишь в редкие моменты просыпался, в такие как сейчас. На ее слова на счет еды улыбается, уголками губ и кивает, принимая прямое попадание ее шутки в цель.

Марсело интересно. Куда все это заведет, что она чувствует, какие у нее были мысли. Марина так близко. Можно ее притянуть к себе. Обнять, поцеловать и заставить забыть все то, что было до встречи с ним. Снова. И снова подсадить на томительное ожидание «после». Но британец сдерживается, он хмурит брови и кивает уходящей девушке, засунув руки в карманы брюк, задумчиво разглядывая весь этот бессмысленный фарс особняка, который арендовал. Достал телефон, сделав пару звонков, прежде чем тоже неспешно подняться на второй этаж, хотелось уже снять с себя весь этот неудобный костюм… и сохранить.

Вода стекающим дождём оглаживала его тело словно многочисленные нежные руки, смывая усталость и чужие запахи, которые, как ненужные воспоминания, прилипали к нему, словно паутина, чтобы потом приклеить к себе новые. Не было никаких неотложных дел, никаких финансовых отчетов, было время привести мысли в порядок и даже успеть многое обдумать, пока мыльная пена смывалась с его накаченного тела. Не покидало чувство, что за ним следили, это было на чистой интуиции, и проведя рукой еще раз по влажным волосам и лицу, оглянулся. Никого.

Обернувшись полотенцем вышел из душевой кабинки, оставляя за собой лишь пар. Первое, что его привлекло, это мокрые следы на полу, которые тянулись в его спальню. Подойдя к зеркалу ухмыльнулся, замечая надпись на запотевшем стекле. Пошел по следам, в свою гардеробную, куда они тянулись, но никого не встретил. Почему-то в голове была картинка, что она обнаженная уже ждала на его кровати. Не сегодня. Вернулся обратно в ванную, приводя себя в порядок.

Достаточно большой обеденный стол. Несколько срезов красного дуба, которые были залиты эпоксидной красной смолой. Кажется, словно между тремя небольшим материками течет раскаленная лава. Этот стол медленно стал сервироваться едой. За ним сидел он, его волосы, ещё влажные после душа, шевелились, как будто старались сбежать от его лица, непослушные, взбаламученные, но даже это ему шло больше, чем уложенная прическа. Хозяин дома, вдыхавший ароматы жареного перца и свежемороженой икорки, тапаса и паэльи терпеливо ждал свою гостью, взяв в руки бокал белого сухого вина, смачивая сухое горло. Сам же он облачился в простую футболку и штаны, чтобы хотя бы отдохнуть от навязанного официоза. Подхватив кусочек хамона, отправил в свой рот, снова запивая вином. Раздался звук босых ног о паркет, британец поднял свой взгляд в проем дверей, ожидая, когда она войдет. И сразу его брови поползли вверх, увидев на ней свою рубашку и… больше ничего. Её светлые волосы, обрамлявшие лицо, излучали тоску по ее прикосновениям, походка была такой легкой и свободной, словно ничего не могло ее смутить. Край губ мужчины поднялся вверх в улыбке.

-Да, и успел даже увидеть оставленную тобой надпись на зеркале, - ладонь задумчиво прошлась по собственной щеке, останавливаясь на подбородке. Разглядывая просвечивающие сквозь ткань линии ее тела, и только потом сфокусируюсь на ее глазах. Марина словно предвидя этот взгляд выпрямила спину показывая достоинства своего роскошного тела. Жестом попросил тоже налить ей вина и наполнить собственный бокал.

-Я узнал про этот остров совершенно случайно, один из знакомых решил пригласить меня сюда, я отнесся сначала скептически к этой идее, но после небольшого пребывания здесь, я много для себя понял. Здесь не было притворства, не было навязанного мнения, здесь не нужно было скрываться за стенами белоснежного фасада. Полная свобода. Конечно есть законы и правила, но они больше распространяются на безопасность. Конечно, в этом острове есть место несправедливости, далеко ходить не надо… - он замолчал, приподнимая бокал с вином, в сторону Марины, как бы говоря про ее конкретный случай. И сколько таких еще девушек которых сводили со всех частей мира. Испытывал он к ним жалость? Нет. Парадоксальное и жестокое нет. Подхватил ложкой паэлью закидываю в рот, пережевывая, снова запивая и продолжая.

-Простые законы мира, которые раскрывают настоящую истину. Например, если у тебя пистолет и у меня пистолет то можно говорить о законе, если у тебя нож и у меня нож то можно говорить о правилах, если ты пришла с пустыми руками и я пришел с пустыми руками, то можно говорить о честности. Но если у меня есть оружие, а у тебя только нож, то правда на моей стороне. А если у тебя даже ножа нет, то у меня в руках не просто оружие, а твоя жизнь. То есть понятие закона, правил, и морали имеет смысл только тогда, когда они основаны на равенстве. Правда этого мира заключается в том, что, когда говорят деньги, правда молчит. А когда говорит сила даже деньги отходят на задний план. Правила и законы, это цепи для слабых, инструменты для сильных. И этот остров этого не скрывает. Когда ты можешь получить свое по праву сильного, и мысль от этого заставляет сердце биться сильнее, а чувство внутреннего превосходства вгоняет в эйфорию, когда не нужно притворятся, а брать свое. В полной мере я осознал и прочувствовал это только здесь, это и заставило меня вернутся. Заставило остаться тут. Сейчас этот особняк я арендую, в это время на этом острове строиться мой дом. Я обязательно покажу его тебе, когда я его построю, - улыбнулся, полностью говоря, как есть. Интонация тихая, вкрадчивая, с расстановкой. Как у профессора который рассказывал лекцию. Без всяких красивых фраз, как есть, его интересует возможность пользоваться властью, а не уступать ее под сообществом, которое с каждым годом сходит с ума. Марсело знал чего хотел, и был честен с собой, и от части даже поделился своими взглядами, своей философией, своими мыслями с Мариной. Снова погрузился в молчании наполняя рот едой, медленно и с улыбкой пережевывая поглядывая на девушку.

Его взгляд скользил с ее глаз, на уста, и ниже, пальцы время от времени сжимались на столовых приборах, а ноздри слегка расширялись. Его голова слегка склонилась на бок в любопытстве. Сегодня только первый день и будет первая ночь, а он уже рисовал в красках все возможные вещи, которые хотел бы сотворить с ней.

Марсело, сейчас похож на тетрадку в клетку с красными проставленными заранее полями. Залезь за границы - не то, чтобы убьет, но будет некрасиво. Марина подступилась к той самой границе, оставляя в этом поле свои отметки, как строгая учительница, указывающая на ошибки. Зацепилась словом, тронула его стену, почувствовала бетон - шершавый, раздражительный, твердый, но не отвела взгляд, продолжая ноготками царапать на нем свои послания.

Свободна великое благо? Да, все верно, именно поэтому за него стоит драться. Чем достигается эта свобода она знает? Ей нужно было до конца раскрутить эту спираль, чтобы линия суждения не прекращаясь дошла до простых истин – все достигается через силу. Пусть оглянется, и посмотрит, как распоряжаются свободой население земного шара. Пять процентов любителей нетрадиционных ценностей всего человечества диктуют образ жизни остальным, навязывая бесформенный бред детям в детских садах. Пир во время чумы, вакханалия пока поезд, съехавший с рельс катиться в обрыв. И как это называют? Повесткой. При этом люди даже не могут удосужится загуглить значение этого слова, чтобы понять, что это по-другому звучит как «обязанность». Где свобода в этом? Как люди распоряжаются ею. Людям порой удобно, когда им самим говорят, что и как делать, потому что не умеют думать, или просто не хотят.

-Если уметь отстаивать свои интересы, то никто тебя не тронет. Не просто хотеть… а именно УМЕТЬ. Это вбивается в подкорку пацанам еще со школы. Когда к тебе прикапываются задиры и хулиганы, прилюдно унижая, называя твою мать шлюхой, тычут сначала пальцами, потом насмешливо толкают ладонями, даже позволяют пару раз «случайно» столкнуть тебя с лестницы. Ты понимаешь, что не виноват, но чувствуешь себя именно так. Но терпишь… потому что ты слишком слаб, твое положение слабое, за хулиганами богатые родители и компания других таких же, ты в меньшинстве. Но в какой-то момент понимаешь, что больше так терпеть нельзя, ты срываешься, прямо в коридоре, не успеваешь опомнится как костяшки твоих пальцев уже разбиты и в крови, а под тобой дикое месиво, ты ловишь на себе взгляды толпы, а в них страх, они отворачиваются, чтобы ты не задел их. Ты понесешь наказание, суровое, дикое… ремнем по спине, до жутких ожогов, от того, кого любишь и также люто ненавидишь, но когда вернешься в школу, то тебя уже никто не трогает. Тебя уважают. Даже те, кто могли бы раздавить одним лишь звонком. И после ты начинаешь понимать, как нужно. Как правильно. Смотришь на многие вещи уже под другим углом. Это вбивается в подкорку Марина, всем мужчинам, что если человек готов отстаивать свою правду, свою свободу, то его лучше не трогать, - здесь все как по касательной черте. Сам не заметил, как поделился историей своего прошлого. Сам запустил эту цепную реакцию, и прекрасно понимает это. Вот только сделать уже ничего нельзя. Злость всегда будет стремиться вырваться на поверхность, и с каждой новой вспышкой разрушения становятся всё больше и масштабнее. Его голос слегка сорвался в некоторых местах, но большую часть оставался тихим и спокойным. Лишь кривая усмешка. С чего бы ему делиться своим прошлым с ней? Но вышло само собой, прежде чем успел заткнуть свой рот. Своей колкостью зашла за красные линии. Интересно как она будет себя чувствовать, когда узнает, что его мама в прошлом была бесхарактерной давалкой? И что он не слишком печалился о ее кончине? Поэтому всегда коробит от женщин такой профессии… именно поэтому смотрит на Марину по-другому, не привязывая к борделю. Потому что не хотел ее ненавидеть.

С громким звоном положил столовые приборы на тарелку. Наелся. Пальцы нырнули в карман штанов доставая сигареты. Ему доставляет удовольствия сам ритуал: вытащить сигарету из пачки (а даже лучше сделать самокрутку, но это порой слишком долго даже для него), покрутить меж пальцами, зажать фильтр прикрыть ладонью (даже в помещении) зажигалку, щелкнуть колесиком, добывая огонь. подкурить, и чтоб слуха обязательно коснулся характерный звук поджигающийся бумаги. Каждая затяжка - очередной треск горящего табака и оболочки. Каждая затяжка - все ближе к расслаблению, заставляя мозг успокоится. Сам запах, и даже вкус, не имели такого большого значения, как вот эти минуты спокойствия. Табак стирался из памяти, вслед за вдыхаемым дымом, вылетающим после, но чувство, какого-то законченного действия, оставалось. Марсело долго подбирал вкус, пробуя от самых дешевых, до самых дорогих. Со временем одни производители меняли других. Но сигареты - никогда не уходили из его жизни. Британец не считал себя зависимым от никотина. Ему важен был сам процесс. Это был его вид медитации.

-Да, в этом мы с тобой похожи тоже, - всегда предпочитаю держать свое слово, - он смотрит в ее сторону. Просто улыбается с позиции превосходства, как гребанный Онегин. Эгоистичный, нарциссический ублюдок наблюдающий за падением когда-то нравственной девушки. Спрашивает себя, что с ним не так. Ответ прост до безумия. Всё? Слишком много в нем не так. Это же подтвердит и его давно почившая «дорогая» мать. Какое счастье, что все это осталось в прошлом. Сейчас он может придумать в своей голове любую картинку, и с радостью нарисует это иллюзию в чужих глазах. Никто и никогда не доберётся до правды той черной дыры в его душе.

Следит за ее действиями, затягиваясь последними остатками табака, прежде чем потушить бычок в остатке рыбы на столе. Кажется, это было Дорадо приготовленное в фольге. Но слишком сосредоточен был на девушке, чтобы позволить лишней секундой скользнуть по яствам на столе или в поисках хоть какой-то пепельницы или напоминающую ее. Нервно сглотнул, пропуская ком вместе с вином, поднимая бокал и пряча в нем свою улыбку. Улыбку? Скорее оскал. Потому что злиться. Она опять его провоцирует, начиная разговор про «уговор», словно напоминая, чтобы не смел его нарушать. Желание узнать ее мысли и чувства от прочтения его книг стояли выше, чем желание скинуть все со стола и трахнуть прямо здесь. Казалось они шли рука об руку, но по отдельности.

Слишком медленно и неторопливо расстегивала его рубашку на ней. Теперь понимал, почему присвоила этот элемент одежды из его гардероба, чтобы картинка была достоверной. Ухмыльнулся, потому что сам тогда дарил эту рубашку, зная, по какому назначению она будет надевать ее на себя. Чуть вытягивает шею, чтобы попытаться разглядеть обнажившиеся участки ее тела из-под стола.

-Свободу действий? Опиши что это были за действия? – голос просел, а нетерпение стало накатываться на него с новой волной. Своеобразные качели, которые он сам себе соорудил за какие-то несколько минут разговора с ней. Из крайности в крайность. Из одной злобы в другую. Через весь спектр. Палитра перед глазами обычно перманентно состоит из серого и всего разнообразия его оттенков. Всё бы ничего, но со временем начинает казаться, что цветоощущение притупляется. Как на пленке старого фильма быстро свыкаешься, даже эта небольшая цветовая инвалидность перестает казаться чем-то из ряда вон выходящим, но сразу все меняется в такие моменты как сейчас, с ней. Яркие пятна, которые заставляют неровно дышать, словно черно-белую пленку окунают в чан с разнообразием цветных красок. Как если бы в лужу на сером асфальте слили немного бензина. Того самого бензина которое она увлекательно подбрасывала вместе с канистрой в полыхающий пожар, задорно раздувая черные угли.

Представление продолжалось. В штанах стала неестественно тесно, несмотря на то, что ткань свободная. Вслушивался в ее слова, жадно, до каждой запятой. Не видит многое, но прекрасно представляет. Марина залезла в его фантазии, и вытащила ее наружу, только что. Не хватало только гостей, и испанского языка. Но это нюансы. Марсело повторит эту сцену, доведет до идеального… позже. Не выдерживает, понимая, что он не может касаться, но это не значит, что не может смотреть. Подхватывает бокал вина, доливая еще. Обходит стол, продолжая цепляться за женский образ. Продолжает слушать. В том числе тяжелые дыхания с ее уст. В том числе последнюю фразу, от которой пробивает током. Обошел, вставая позади стула, заставляя таким образом ее невольно запрокинуть голову, чтобы встретиться с его глазами, в зрачках, которые плескались демоны. Пусть смотрит, пусть любуется его дьявольской улыбкой.

-Нет, нет и нет… давай начнем сначала. Повторяй за повествованием. Хочет услышать, как она тихо выдыхает, почти как ребенок, маленькая малышка в его заботливых и требовательных руках, когда ладони сжимают ее грудь. Когда пальцы неосознанно, инстинктивно ласкают и сжимают соски. Как они твердеют от прикосновений. Ему это нравится. Его заводит, когда ее возбуждение доходит до стадии легких телодвижений, от чего поясница выгибается. Платоническая парадигма. Когда тело медленно и лениво изгибается, имитируя секс. Эйфория будничного маразма, смазанная сексуальной потребностью. Ее единственный эндорфин на фоне всего этого дерьма. Он опускает ладонь ниже, спиралью до пупка, чтобы потом укоротить ощущения до двух пальцев. Смочит их в своей слюне, прежде чем коснуться подушечками уже влажной киски. Видит, как ее ноги как у последней бляди раздвигаются неосознанно в стороны, словно приглашая. Не торопится, замедляя движения вниз. Грубо, с нажимом внутрь вошли две верхние фаланги пальцев. Надавил, и вошел еще. Скользнув по влажным стенкам. Еще и еще… только для того, чтобы вырвать из ее уст пару протяжных блядских стонов. Не останавливался на этом, хотел еще, хотел услышать, как скулит. Как всхлипывает. Как кричит. Продолжил двумя пальцами нажимать на эти стенки, в любопытстве, что будет с ней от этого… - накидывал тихим тембром текст, который только появился в его голове. И любовался, как она покорно исполняла, смотря на него зачарованно, не смея противиться. Как она красиво смотрелась с приоткрытыми глазами и ртом от удивления и удовольствия. Не сдержался опустился, прошептав ей очень тихо в ушко самым своим тихим и низким тембром, почти животным:

-Трахни себя своими блядскими пальцами и кончи… пожалуйста – вытянул из себя последнее слово.

Британец посмеивается. Британцу нравиться. Доволен собой и всей ситуацией, но еще не решил, что делать с ней дальше. Такая забавная, горячая и невероятно-притягательная игрушка. Сознание начинает работать отдельно от него самого и сосем не помогает, заставляя перед глазами проноситься размытые картинки со дня знакомства. Верила ли она тогда, что закончится все этим? Когда вопрос «здесь свободно?» в прошлом звучит уже иначе, обрастая такими стечениями обстоятельств, что включается эффект Манделы. Эдакое совпадении у двух людей воспоминаний, противоречащих реальным фактам. «Ты свободна?» теперь так было при знакомстве, оставляя после себя зияющую черную пустоту, которая эта девочка не могла заполнить сама. Она показывала, как трахала себя пальцами, представляя его, представляя их, но это было не то. Марсело это знал, и все равно улыбался, все равно посмеивался как дьявол, все равно ему это нравилось.

Смотрит как впитывает каждое слово, позволяет им растечься по коже, от невесомых прикосновений шипящего полушепота до подрагивающих кончиков ее собственных пальцев. Любуется как не держит в голове ни единой мысли о том, что будет завтра, завтра она снова захочет забыть всё, что происходит сейчас, но это будет другой день, другие проблемы, сейчас ее главная проблема и главный вопрос: как не упасть прямо здесь, соскользнув на стуле, когда координация окончательно покидает ее, последовав примеру разума. Снова требует отдать ему все. Как будто не понимает, как будто сам не видит, что всё, что у нее есть, вопреки любым словам, плевкам и обстоятельствам и так принадлежит ему. Марсело сам всё забрал, не спросив разрешения, видимо, по привычке. И также потом возвращает, как сейчас, чтобы вновь забрать после. Жонглирует ее сознанием, ее душой и ее телом, потому что это доставляет удовольствие… обеим. Британец из тех, кто выбирает людей, которые оставляют после себя послевкусие. Случайным притяжением или своим собственным выбором. Она была абсентом, вызывающее чувство прикосновения тюльпанов к ногам, которые согревают тело алыми раскатами, заставляя сознание плыть, как путешествие между «холодной бездной отчаяния» и «звездной ночью воображения». Хочется курить.

Когда-нибудь она сорвётся с невидимой цепи, и вместо нее Марсело получит то, что действительно заслужил.
когда-нибудь.
но явно не сегодня.

Кончила. Как же сладко она всегда кончает, этим можно любоваться снова и снова. Такие красивые и такие всегда разные оргазмы. Каждый был особо ценен, фотография в фотоальбоме на память, одна и та же, но которая сделана с разных ракурсов. Сейчас она выглядела как довольная девочка, готовая скушать с рук конфету. Делает глубокий вдох, собираясь с просыпающимися словно сквозь пальцы мыслями. В груди отзывается гулким стуком барабан, там, где у нормальных людей находится сердце, насколько Марсело знает, но своё ощущает только когда его начинает щемить на отходах собственных фантазий, когда область вокруг смывается в такт приятно продавливаемой ее руки между собственных бедер. Норма? А что это вообще за понятие? И почему именно соответствием ей оправдываются всё новые и новые срезанные мечтам крылья? Видимо придумал её не иначе как садист педант, страстно желающий построить всех по одной выделенной линии, не давая шага ни вперёд, ни назад. Кардона предпочитает эти линии смывать. Не отвечает на ее вопрос. Чувствует на собственных губах такой приятный, такой липкий, такой желанный вкус ее удовольствия, борьба с которым, казалось бы, уже покончена. Дышит, унимая пробуждающий гнев. Член в штанах уже давно готов порвать ткань и вырваться наружу. Терпит, потому что дал слово. Как чертов джин, который вынужден исполнить желание и ждать, когда сама его отменит, исполнитель желаний, который развращает.  С вызовом смотрит в ее гордо-блядские глаза.

По телу сразу пробегает разряд, едва ее пальцы касаются спины. Ощущение, когда выворачивают на изнанку, и стоит огромных усилий, чтобы не податься, наплевав на все договоренности и условности. Продолжает игнорировать ее вопрос, хотя безумные речи так и рвутся наружу изнутри. Внутри все закипает. Марсело терпит до победного, как и всегда с ним, ему приходится, но не в восторге — держать всё внутри точно не его стиль, но сейчас иной случай.

-Мне хочется заткнуть тебя, проталкивая свой член в твое горло раз за разом, чтобы давилась им в своей ненасытности, а потом жестко выебать прямо на этом столе… но это будет слишком просто, верно? – наконец подал свой хриплый голос. Взгляд скользнул по ней, отмечая, что ей очень шли его рубашки, из-под краев которых выглядывали красивые изгибы обнаженного тела. Медленно. Начиная с самого низа, до того момента, когда глаза снова встретятся. Его эмоции написаны в его взоре, она тоже как читаемая книга. Писатель ведь видел её. Говорил с ней. Смотрел и опускал взгляд снова к губам. И всё, что заметил, лежит на поверхности, даже копать не приходилось - у неё похожий оскал. Жажда до побед. желание взобраться на пьедестал любым способом, остров не сломал ее, а скорее вскрывал дремлющие качества, которых он слегка коснулся там в отеле. Хватка за возможность добиться своего. Звериная хватка; породистая.

Раздался звук, бьющийся посуды, и громкого метала, когда серебро вместе с керамикой разлеталось по полу вместе с остатками еды. Половина стола стала свободной. Марсело обошел Марину, его ладони практически касались наэлектризованных участков ее тела, но касаний не было, но ощущения тепла от его рук ощущалось, заставляя ее напрягаться. Думала, что сейчас он выполнит то, что сказал. Нет. Малышка диктовала ему условия, свои желания, это будет впредь для нее уроком. Коснулся ворота своей рубашки на ней, и стал оттягивать назад, снимая ее, все так же не касаясь.

-Ложись спиной на стол, - приказал, голосом хлестким как плеть по плоти. Прохладная поверхность щекотала нервы, заставляя вздрагивать. На шум пробежала служанка, но увидев, что происходит, сразу потупила взор, владелец дома остановил ее, приказав принести определенные столовые приборы. Сегодня главным его блюдом будет гордая Марина, и он сам подаст это блюдо под правильным соусом. Даже не смутился, что их застали. Откинул рубашку в сторону.

-Я помню правила, я не должен касаться тебя, - напомнил, подбирая с тарелки апельсин, ножом разрезая его пополам. В глазах читался азарт. Замыслил недоброе. Вскинул половинки над ее телом, вжимая в них пальцы со всей накопившиеся злостью и яростью, настолько, что нектар тут же брызнул на красивое женское тело, и струйками, словно ручейками, прошел по телу от шеи, груди, по плоском животику вниз. Недостаточно… продолжая удерживать шкурки цитруса, как почти пустые чаши, расположил их на ее груди, использую ту как какую-то дешевую соковыжималку, сжимая ее грудь. Откинул подбирая шпажку с сыром рядом, отведывая, и острием его стал вырисовывать узоры, в желании проткнуть. Шея… плечи… грудь… живот… бедра… колени… снова вверх, останавливаясь на лобке, и только потом чуть-чуть надавил. Хочется услышать стон. Вместе с этим подобрал маленькую тарелочку с медом и тоже стал лить на тело сверху. Не хватало немного терпкости и кислинки, бокал вина, и содержимое последовало вновь на тело Марины.

-Ты ведь хочешь, чтобы потом я все это слизал с тебя? Тогда просто скажи это… - воспользуйся своей мнимой власти. Пока невидимый ошейник заставляет ее неровно дышать. Та важность, в которой выстраивался весь ее принцип, рушится, как карточный домик. Всё, что она говорила ему. Всё, как она смотрела на него. Заходя слишком далеко. без возврата.

Заколоченная дверь с надписью "выход".

Возврата нет.

Что у тебя в руках? Те самые доски и гвозди?

гневно вырванные страницы из книги...

Блядское чувство, с которым органы наматываются на режущуюся леску и затем комком встающее в горле. Все, что так уверенно создавало впечатление непоколебимой стены, сейчас шатается, крошится и двоится внутри, создавая впечатления дешёвой симуляции, но никак не реальности. Слова что слетают с блядских уст пробирает до костей, словно если можно услышать хруст, то вот он - выкрученный на полную громкость. Без сожалений. Записывая на диск, чтобы потом прослушивать, пока не сломается дисковод. В замешательстве собственной ярости почти разламывается серебристый отблеск пополам, вовремя опоминаюсь, прежде чем ситуация вышла из-под контроля цепких… лап? Оставляю это чувство как единственную реликвию. Задавая вопрос, что на самом деле нужно? Забираю подобные эмоции из раза в раз в какое-то совершенно иное измерение, заменяя им реальность вполне ощутимо.

Ты достаёшь всё из глубины. Такое застывшее, замёрзшее, обледенело-прозрачное как собственные глаза. Вытаскивает, согревая. А затем накаляя до предельных температур, в которых хочешь - не хочешь, а разрушить - придётся. Провокация, которую приходится принимать, потому что иначе никак. Долго продержалась…

-Говори это по чаще… - проиграла? Выиграла? Это не соревнования, в которые так пытаешься раз за разом увлечь. Так забавно цепляешься за эту призрачную ткань эфемерной власти. Думаешь важная. Отчасти только в границах этого дома. Мир послал фигурально всю тебя на хер, не видит дальше и глубже чем того заслуживаешь на самом деле, такие жалкие в своих банальных плотских утехах идиоты. Особенная, такой запомнил, теперь стала ярче, продавшая свою душу во славу порока. И сейчас приятно так лежишь, принося свое тело и душу на алтарь жадности, гнева, гордости, чревоугодия и похоти. Какая же на вкус получилась? Испачкавшись грехами и измазанная своеобразным коктейлем. Влечет. Сильно влечет. Пальцы слишком жадно и нетерпеливо притягивают, тянут за эти дивные щиколотки прекрасных дивных ножек. Такие приятные на ощупь, так и тянет оставить на них пару красных пятен. Ты не будешь против. Слишком неудобно, проще развернуть тело по горизонтали. Легче дотягиваться до каждого участка обнаженного нежного тела, словно фарфор.

Тяга, что заставляет податься вперед за тончающими алыми губами. Изначальная цель на пару секунд истончается и продлевается на минуты. Невозможно остановится, невозможно удержаться чтобы не облизнуть, чтобы не укусить, отчаянная попытка продлить касание хоть немного. Пока те не начнут гореть и немного пульсировать, и снова прошибает осознанием того в каком комке эмоций был еще пару минут назад, какими глазами смотрела… на меня. Сохраняется эта картинка в папке "лучшее" примерно… за всю жизнь и на всю жизнь, чтобы потом ожить на страницах книги. Тянет языком уничтожать тебя в ноль, чтобы потом прибавить сотню, собрав заново. Стыдно? Нет. Это чертовски заводит. Амброзия на теле твоем получилась дивной.

Невозможно воздержаться от того, чтобы не укусить этот прекрасный рельеф шеи. Исправить грубость поцелуями, и черт возьми облизать, впитывая этот охранительный коктейль. Стоны добавляли больше сладости. Хочу, чтобы уста хрипели мое имя от удовольствия. Так и будет, точно знаю. Губы облизываются от предвкушения, что дальше? Плечи? Ключица? Тебе нравится трахаться со мной. Сделаю все, чтобы кончать подо мной нравилось в разы больше чем с любым другим мужчиной. Нравиться как тело реагирует, когда размазывается по всей поверхности этот удивительный нектар. В голове картинки, таких разных оргазмов. Твоих оргазмов, хочется прибавить еще с десяток минимум. Нарастающее волнение и возбуждение, жадность которая бьет в висках. Хочется еще… Нравится, как ловишь единый ритм, отдаваясь без страха, как отзывается на ласки в нарушение обещаний все твое естество, даже когда есть риск получить грубость. Словно твое тело создано для моего удовольствия. Настолько красивое, настолько отзывчивое, настолько прекрасное… и вкусное.

Внутри отмеряется точка равновесия, между хаотичным безумием и равномерным контролем в этой интригующей прелюдии. Чарующий стон, с губ срывается на хриплом выдохе, словно против воли, когда наконец язык дошел до груди. Любимое блюдо, но не насытился. И как же пленительно медленно запрокидываешь голову назад в расслабленности, в тот момент, когда тело в напряжении приподнимается на встречу ласкам. Этим дрожащим предвкушением. Так просто всё улетучивается, лишь бы отдаться неизменному желанию, инстинкту. Рабыня собственной похоти. Покорный взгляд на подкорке, отпечатками в сознании, когда картинка запоминается слишком явно. Из цветовой гаммы - всего лишь ты одна, достаточно чтобы разбавить ощущения яркими красками. Сбивается дыхание. Хочется еще больше облизывать эти красивые соски. Обхватить губами. Терзать… прежде чем опуститься ниже.

Плывет в голове все от твоего тембра, от твоего запаха, от тебя всей. Собрать губами испарины на твоей коже мимолетными поцелуем, слизывать вместе с медом, соком и вином. Довольствоваться тем, как ты суетишься. какое-то злорадное удовольствие, сладким ядом на душу. Оно нравится, сейчас любые эмоции лучше, чем безразличие что было вначале. Жадной хваткой развернуть, да, именно так, чтобы ноги свисали с краев стола, раздвинуть бедра. Ты течешь. По твоей киске все течет. Любой сглотнет от этой картины, оближется. Невозможно удержаться от того, чтобы не впиться в это губами. Как же нравится твой запах. Твой вкус. Чтобы запомнится еще ярче в твоих воспоминаниях, заставить испытывать ломку, хотеть еще…

Взгляд снизу-вверх. что ты чувствуешь? На твоем лице открытое удовольствие, хочется в него верить, а еще томительное раздражение за то, что заставила играть в эту игру. Выбила условия, которые так сложно выполнить. Ответил симметрично, используя твои же слова против тебя. К чему это привело? Теперь ты стонешь, вся в чужой власти. Где-то глубоко внутри просыпается бурление. Это чувство еще не тут, есть немного времени, чтобы открыто полюбоваться тобой. Чтобы с улыбкой оценить ужасные масштабы твоей привязанности и как сам скучал. Пальцы остаются на бедрах, прихватывая еле ощутимо - это кажется максимально неправильным, но в тоже время щекотно-нервным. Беспричинное горячо-холодно. как будто не открывался перед тобой, не позволял тебе то, что не позволил бы никому другому, словно не изливал душу там, не изливал сейчас… глотаю твои слова, твои стоны, твою реальность, всю твою вселенную целиком. Припомнишь все, не упустишь возможности воссоздать все возможные встречи в кривом зеркале из воображения. Потом… все потом. Не время, пока на теле еще остались остатки удивительного коктейля, пока не кончишь сладко от языка.

-Это было вкусно… - ладони, что вытирают рот. Прежде чем снова коснутся уст. Твои губы на моих - радостное облегчение и приятное тепло во влажном поцелуе. Чуть нервно раскрываю собственные, чтобы прихватить твои, ощущение приятной нежной прохладой со вкусом общего удовольствия. Вновь ощутить ответное осторожное касание языка, которое становится все более смелее. Ты разгоняешься быстрее и громче чем Феррари… Злость закипает внутри. Все еще хочется отомстить. Научить. Приучить. Чтобы в черепушке отложилось едкое слово – покорность. В очередной раз тянет развернуть на этом столе. Так, чтобы ее голова вместе с волосами свисала с края стола. Красивая картинка. Особенно как светятся твои глаза, в момент опускание штанов. В момент, когда перед твоим лицом мой возбужденный член.

-А теперь...Соси… - в голове десятки других более красивых и причудливых фраз. Это не то… не высказывает всего настроения и эмоций, что рвут горло и вырываются наружу. Раскрываются губы и позволяю ими коснуться головки. Снова покорная – как блядски-красиво высовываешь язык. Внимательно смотря на меня, как облизываешь бархатистую кожу, уже влажную от естественной смазки, чмокаешь мокро, любовно, приходясь по всей длине. Раздражающе-нарочито ты это делаешь  м е д л е н н о.  Словно лучше знаешь, как надо, тебе нравится дразнить, смакуя член на своем языке, изучая рельеф набухших вен, цепляя потерянно-возбужденным взглядом. Как же охеренно под языком копится слюна, немного времени форы, чтобы поигралась. Чтобы вызвала этот рык, прежде чем обволакивать горячим ртом, охотно беря глубже, позволяя направлять себя, хочу попробовать так.

Сам задыхаюсь от удовольствия, хрипло выстанывая твое имя, протяжно и именно так, будто со мной не случалось ничего лучше (со мной действительно не случалось ничего лучше). Когда глаза закрываются, на лице улыбка, сливаться еще плотнее, в мареве удовольствия, не думая ни о чем, кроме этого момента. Как же приятно трахать в ротик, заставлять заглатывать глубже, чаще, чем может себе позволить, заставляя сдавливаться спазмом, не выпуская изо рта - сохраняя темп. Мурашками по той же линии позвоночника. Видеть как слюни стекаются вниз, вместе со слезами. Слишком просто… слишком…

-Не хочу кончить так быстро… - в какой раз уже кручу тебя на этом столе? Теперь ножки на плечах… красивые, изящные ножки, которые хочется покрывать поцелуями, облизывать. Посасывать пальчики…. Не ограничивать себя в желании, прежде чем толкнуть влажный член внутрь. Хочу тебя… постоянно. До дрожи.

Когда-то знал гордую львицу, а через несколько лет встретил в облики антилопы, и сейчас сбрасываются маски, грубо, с остатками кожи сквозь боль, обнажая истинную суть, а ты все такая же, просто заставили принять новые правила игры, но вся та же, с безумной искрой в зрачках, что расширяются настолько, что становятся зеркалами в которых видишь отражение собственного хищника. Именно так, когда истинные намерения приходиться прятать настолько глубоко, что порой даже не вспоминаешь об этом, пока не напомнят… пока ты не напомнишь. Каждым стоном срываешь покров тщательно выстраемой годами защиты, в ответ оставляя свои неприступные стены без защиты, война на истощение. Чья крепость падет первой. Ты смотришь смело, не отворачиваешься, даже в тот момент, когда пальцы готовы задушить твою изящную шею, даже когда член буквально таранит тебя, выбивая очередной стон с надкусанных, пухлых уст.

Тот момент, когда играть в покер на свои эмоции с безразличным лицом уже не получается. Ты думаешь, что знаешь все, когда перебираешь карты в своей руке, словно, подтасовывая свою жизнь. Тебе придется продать душу - в попытке отыграться, только не из тех, кто привык проигрывать. Знаю наперед, какая карта необходима и стоит ли повышать ставку. Не понимаю в какой момент играю уже ва-банк. По-другому не получается, полумеры не работают. Нравиться растворятся в этих чувствах, отпускать сознание, просто ловить происходящее в бесконечной рекурсии наслаждения, открывая себя все дальше и глубже. С каждым толчком, выстанывать все то, что внутри. Смотреть как отдается каждое движение в твоем податливом теле. Одна грань следом за другой. Давно не мечтаю, представляя себя с кем-то другим. Каждый день очередная череда событий, как на шахматной доске, и как всегда радуется душа, когда появляется возможность сменить саму игру и ее правила. Не просто игрушка, а потрясающий музыкальный инструмент. До встречи с тобой лишь пустая бутылка, которую нечем было заполнить до конца. Многие были бы рады не видеть каждый день, остальные были бы рады оказаться в моих объятиях, все это меркнет, когда вселенная схлопывается до этого момента.

Ты была сейчас идеальной(но только со мной).
Скажи еще, что не я сломал твои стены?

Ты была сейчас настоящей(пахла знойной грозой, гортензиями и безумным возбуждением).
Скажи, ты любишь смотреть как на небе зажигается вспышка и грохочет гром?

Ты была религией, но не тот, кто будет молится.

Ты была спасением, если бы не побег.

Ты была оголенным проводом чувств. (Под особым напряжением, не влезай убьет)
Мне пришлось тебя оставить.

Сделаешь вид, что был иллюзией?
Тебе не стоит этим болеть, это смертельно.

Не думай, что все закончится.
Все только начинается.

Буду дьяволом который заставит проглотить запретный плод.
Я буду молчать, как ты меня сводишь с ума.
А ты все равно об этом будешь знать.

Твои светлые, влажные локоны рассыпаны по плечам, хрупкие плечи вздымаются при каждом вздохе. Ты удивительно прекрасно стонешь, раньше на душе был холод, как металл, но ты раскаляешь. Нет, не смотри никуда больше, смотри только на меня, твои блядские глаза слишком прекрасны, когда членом не безпощадно трахаю тебя на этом столе. Ты знаешь, не умею быть слишком нежным. Ты пробудила зверя не для того, чтобы он ленивыми толчками выбивал из тебя всю дурь. Не созданы для любви, но находим ей замену в безумной страсти.

Дьявольские планы сбылись. Ты девушка, не умеющая целиться ранее, но смело попадающая в мишень, стонами ввергала окунуться в давно утраченные воспоминания. На секунду нечто давно забытое начало возрождаться в сердце и также быстро исчезло, оставляя после выстрела лишь ноющую пустоту. И только ты могла же ее и заполнить.  Да, ты не просто девушка из прошлого. Ты та, что заставила отречься от каких-либо иных чувств, делая их пресными, превратив меня в большой серый камень. Та, что заставила проиграть, даже когда выиграл.

-Какого черта?! Ты охуел?! Променял меня на эту шлюху?! – громкий женский визг, слишком сильно раздражает. Хватило еще в казино, тогда поставил на место, но урока явно не усвоила. Пальцы все еще сжимают твою шею, заставляя задыхаться… нет, блять, смотри на меня, только на меня. Не в тот момент, когда так близко. Плевать на все. Только этот момент. Не смей его прерывать. Вцепись в меня пальцами, оставь следы, ведь в душе давно это сделала. Сцепи ноги на пояснице, не отпуская… да, тоже хочу снова наполнить тебя своей спермой. Не вытащу… не волнуйся.

Как приятно играют крики возмущения с одной и крики диких стонов с другой. Контраст, который заставляет глохнуть, но движения не прекращать, только усиливать. Выбрал… тебя… похуй на нее, она лишь жалкая пародия. Ей не хватает… всей тебя. С тобой легко отдаваться эмоциям и чувствам без остатка. Будь то агрессия, кураж или преданность – концепт умеренности мне неизвестен. Такой уж человек. Пылкий, безбашенный, прямодушный, банально не знающий, как можно по-другому, когда дела касается таких эмоций. Но момент становится острее. Что-то разбивается, громкие проклятья, громко хлопнувшая дверь, да плевать… но дало нужный импульс. В больном понимании так выглядит искренность. А то, что рука об руку следуют помешательство и стойкий флёр болезненности, детали, не стоящие внимания. Их стоит сейчас игнорировать. Их нужно игнорировать…

-Хочу чтобы ты кончила со мной… - нет, нет и неееет. Даже не смей сейчас придти к пику раньше меня, если надо, ударю отрезвляюще по щеке еще раз. Еще раз сожму шею. Потерпи еще чуть-чуть… горло болит от стонов и криков. Слышать собственный хриплый голос было забавно. Жалкая попытка заткнуть их в очередном поцелуе.

По телу дрожь. Не хочется рисовать эту сцену блядскими эпитетами. Это слишком остро, слишком горячо. Мне очень хорошо Марина… видеть, как ты пропадаешь из глаз, в которых блики, чтобы потом снова появится. Накрывает, чувствуя, как приятно выстреливает горячее семя внутрь тебя. Не хочется трахать тебя с резинкой… хочется ощущать всю как есть. С тобой не думаю о последствиях.

-Прекрасный кулинарный променад… - смех, напоминающий карканье вороны. Легкие жадно пытаются схватить воздуха. Дышать тяжело, дышать больно. Но так хорошо. Прижимать ближе трепетное тело, которое уже начало покрываться следами от крепких пальцев.

-В душ… - предложение которое выстроилось в приказ, как обнаженное намерение. Подхватываю дрожащую на руки. Мышцы ноют, но она достаточно легкая, чтобы можно было удерживать за ягодицы, и нести вперед. Только лишь высматривать дорогу из ее плеча и копны волос, что щекочет лицо. Это только первый день, и он не закончился.

-Не долго ты продержалась от моих касаний, - в такт мыслям обнажаю правду, слишком доволен собой. Этот раунд был явно за мной, и потери тут не важны. Про незваную гостью уже даже не вспоминаем, просто приятный антураж для яркой ебли и яркого оргазма. Выбрал тебя. Обозначаю это еще чаще, проводя ладонями по телу, смывая все произошедшее за огромным обеденным столом. Мысль как вспышка: утощу в свою спальню, и трахну еще раз перед сном. И может еще раз на утро, прежде чем отправиться за покупками и одеждой.